Венера в соединении с Марсом

В своих суждениях и оценках он прям — не прибегает к эвфемизмам и «сглаживанию углов», когда пишет о кознях и непотребных инсинуациях своих недоброжелателей: «…Тауберт, как только увидит на улице собачку, которая лает на меня, тотчас готов эту бестию повесить себе на шею и целовать её под хвост. И проделывает это до тех пор, пока не минует надобность в её лае; тогда он швырнёт её в грязь и натравливает на неё других собак».

«У меня тьма планов, тьма намерений, но как могу я исполнить их, когда безпрестанно должен защищаться от этого роя мух и комаров, которые почитают себя людьми!».

«Пройдя от дверей уже до половины комнаты и заметя вдруг Сумарокова в числе гостей, он тотчас оборотился и, не говоря ни слова, пошел назад к двери, чтоб удалиться. Шувалов закричал ему: «Куда? Михаил Васильевич! Мы сейчас сядем за стол и ждали только тебя». – «Домой», - отвечал Ломоносов, держась уже за скобку растворенной двери. – «Зачем же? – возразил камергер, - ведь я просил тебя к себе обедать». – «Затем, - отвечал Ломоносов, - что я не хочу обедать с дураком». Тут он показал на Сумарокова и удалился».

«У себя дома Ломоносов впал в бешенство. Окно на улицу было открыто, даже прохожие останавливались, чтобы послушать как русский студент обзывает Генкеля «собачьей ногой», саксонским страшным ругательством». В клочья разодрал все «научные» труды Генкеля и без гроша в кормане покинул Фрейберг, унося с собой только пробирные весы с гирьками, ибо без таких весов немыслимо заниматься химией.

«Тогда все вокруг дрались, но Ломоносов драк избегал, а если бурши задирали русского «дикаря», Ломоносов стелил всех кулаком в ухо – наповал».